При взрыве 3 апреля погибли 16 человек, включая смертника, больше 100 пострадали. Часть из них до сих пор проходит реабилитацию и наблюдается у врачей.
«Бумага» рассказывает, кто и почему оказался во взорванном вагоне, как пассажиры пережили взрыв и почему некоторые до сих пор стыдятся своего поведения при теракте.
«Нашу маму убили террористы». Как год после взрыва пережили дочери погибшей кукольницы Ирины Медянцевой
49-летняя Ирина Медянцева — одна из первых жертв взрыва, о которых активно заговорили в СМИ и соцсетях: женщина была двоюродной тетей бывшего солиста группы «На-На» Владимира Левкина.
Еще Медянцева была известным в Петербурге кукольным мастером. У нее была своя студия, авторские игрушки Медянцевой продавались во многих интернет-магазинах и галереях. Женщина много лет вела курсы изготовления игрушек для детей и взрослых.
Дочери Медянцевой — Алена и Юлия — тоже с детства мастерили кукол. Они всегда были близки с мамой. Вечером 2 апреля ходили втроем в театр, но из-за случившегося после уже не помнят, на что.
Утром 3 апреля Юлия спешила на рабочее совещание, а Ирина собиралась провожать дочь Алену на маршрутку: девушка живет в Великом Новгороде. Перед автобусом женщины отправились на прогулку по центру: на улице было солнечно, Ирина рассматривала свои куклы в витринах сувенирных.
Медянцева с дочерью никуда не опаздывали. Но, спустившись в метро, всё же забежали в поезд, который отъезжал в сторону «Технологического института». В их вагоне ехал смертник Акбаржон Джалилов.
Медянцевы протиснулись к противоположным дверям: на станции «Технологический институт» пассажиры выходят в другую сторону. Алена задумалась о чем-то своем, Ирина стояла рядом. Вдруг поезд дернулся на ходу, раздался хлопок. Пассажиры попадали на пол, свет погас — но поезд ехал дальше.
«Мама истошно кричала где-то под людьми. Я в панике начала говорить людям: не пугайтесь, вставайте, всё хорошо, моя мама под вами», — вспоминает Алена.
Из вагона она выбралась ползком, кто-то вынес Ирину на платформу: «Я сидела на коленях возле нее и звала на помощь, а девять из десяти людей вокруг снимали нас на телефоны. И ничем не помогали».
— Я в полной беспомощности понимала, что чем громче буду орать, тем скорее кто-то поможет. Подошел какой-то молодой человек, снял ремень и перетянул маме ногу, из которой хлестала кровь.
Ремень женщине не помог: в Ирину попало сразу несколько осколков от бомбы; из метро ее вынесли на носилках спасатели.
— Мы долго искали свободную скорую, потом ждали врачей. Только потом поехали в Мариинскую больницу. Об этом мне рассказали врачи, а я передавала их слова маминому мужу. Потом у меня забрали телефон. Я поняла, что мы приехали в морг. Мама умерла. Я позвонила папе и сказала: «Нашу маму убили террористы».
Только тогда Алена заметила, что ранена и сама. Чтобы вытащить осколки из руки и ноги, потребовались две операции. Девушка провела в больнице больше двух недель и до сих пор проходит реабилитацию.
Алена думает о случившемся каждый день, вспоминая глаза матери после взрыва: «Таких глаз я никогда в своей жизни не видела. Никакие фильмы-катастрофы передать не смогут».
Сразу после теракта в СМИ появились сообщения о том, что Ирина закрыла собой дочь — и это спасло Алену. Девушка называет это «всего лишь красивой сказкой»: «Адекватные люди понимают, что такое физически невозможно, всё произошло мгновенно. Моя мама стояла за мной. Удар шел с моей стороны, но я стояла [к нему] полубоком, а она лицом. Думаю, каждый, кто погиб в том вагоне, выбирая между званием героя и жизнью, выбрал бы второе».
Алена по-прежнему живет в Великом Новгороде, а в Петербург собирается только на годовщину теракта. В метрополитен за это время она ни разу не спускалась.
По примеру матери девушка занимается куклами ручной работы: «Куклы для нас с мамой были целым миром! Сейчас они меня спасают. Мне очень не хватает ее звонков — мы созванивались каждый день. До сих пор жду маминого звонка. И вспоминаю этот проклятый вагон».
Алена считает, что теракт изменил ее взгляды на жизнь.
— Есть и что-то доброе для меня в этом страшном происшествии. Раньше я была разочарована в людях, думала, что мир скорее зло, чем добро. Это не так: искренне добрых и бескорыстных людей намного больше. Сколько их поддерживало меня в больнице, писало в соцсетях, посылало подарки и скупало кукол. И продолжают писать. А врачи, которые относились ко мне как к хрустальной вазе, для меня настоящие герои. Сейчас понимаю, какое все-таки счастье просто ходить на двух ногах, видеть, слышать и жить.
После смерти Ирины Медянцевой ее кукольная студия не закрылась. Теперь ей занимается дочь Юлия. После теракта она бросила работу в сфере маркетинга и продолжила семейное дело. Сейчас Юлия продает свои куклы и проводит выставки сделанных мамой. Последняя прошла за несколько дней до годовщины теракта.
В семье всё время вспоминают об Ирине: и у Юлии, и у Алены на юзерпиках во «ВКонтакте» до сих пор стоят фотографии с матерью. Медянцевы хотят, чтобы погибшую помнили и за пределами семьи: «Нельзя забывать о людях. Мы с первых дней [после произошедшего] хотели, чтобы в памятнике о теракте были как-то обыграны мамины куклы. Возможно, ее ангелы. Но пока это всё остается разговорами». Никакого окончательного решения по поводу установки памятника у властей Петербурга пока нет.
Семья Медянцевых уже получила положенные компенсации. Общая сумма составила несколько миллионов рублей, но в семье даже не помнят точной цифры.
— Первое время находишься в полном ступоре. И не понимаешь, зачем тебе какая-то денежная помощь. Она не вернет маму, — говорит Алена.
«Это джекпот в моей жизни». Как студент Дмитрий Станиславюк после теракта смог купить квартиру в Петербурге
Когда Дмитрию Станиславюку было 17, все его одноклассники хотели поступить в московские вузы, а Дмитрий думал переехать из Мурома в Петербург: «Я не хотел, как все. Решил, что лучше дальше, зато один».
Дмитрий поступил в Университет путей сообщения на инженерную специальность. Первый курс учился в филиале в Великих Луках, а затем наконец перебрался в Петербург.
3 апреля 2017 года третьекурсник после пар спустился в метро на «Сенной площади»: с тремя одногруппниками он ехал в тренажерный зал на «Балтийской». До пересадки ехать всего одну станцию, но Дмитрий присел и достал смартфон. В момент взрыва он листал ленту соцсетей и даже не сразу понял, что произошло: «Был шок, я думал, что у меня телефон в руках взорвался».
Взрыв оглушил Дмитрия, шапка слетела, из рук выпали портфель и телефон. Но ни боли, ни эмоций молодой человек не испытывал: «Всё было так абсурдно. Такое равнодушное ощущение. Помню, как один человек лежал на полу, а я его просто перешагнул, чтобы поднять портфель».
Для того чтобы выкарабкаться из поезда, Дмитрий разбил стекло в двери вагона. Чтобы выбраться так же, через окно, за студентом выстроилась очередь из других пассажиров. Выпрыгивая на платформу, Дмитрий обратил внимание: сразу несколько человек на станции стояли и просто снимали происходящее на видео, «будто это шоу какое-то».
«Всё, чем я помог людям, — просто разбил окно», — подчеркивает Дмитрий. После теракта федеральные СМИ писали, что студент вытаскивал пострадавших из вагона; откуда появились такие сведения, Дмитрий не знает.
Между смертником и компанией студентов из Университета путей сообщения находились люди, поэтому никто из друзей Дмитрия не погиб. Сам Станиславюк получил ожог около 40 % лица и правой руки и разрыв барабанной перепонки.
Из больницы Дмитрий позвонил матери в Муром. Он планировал не волновать родственников и не говорить, что пострадал во взрыве, а соврать, что потерял телефон, который так и не нашел в вагоне. Но семья Станиславюка узнала о теракте из новостей, 4 апреля мать Дмитрия уже была с ним в больнице.
Дни до выписки студент помнит урывками: «Врачи пичкали лекарствами, и все лежали, как овощи». Единственным ярким воспоминанием стало посещение больницы православными священниками. «Я атеист, не верю в это. Немного смешно было, когда они пришли с хором, начали какие-то церковные песни исполнять», — объясняет Дмитрий.
В больнице студент провел одиннадцать дней. Сейчас здоровье Дмитрия в порядке, ничто не напоминает об ожоге лица. От психологической помощи после выписки студент отказался: «Сейчас всё вспоминается нейтрально, в метро захожу без опаски, максимум какие-то сны нехорошие были. Да у меня и воспоминаний особых не осталось: вспышка, хлопок — и я уже на станции».
С родственниками и друзьями Станиславюк о теракте предпочитает не говорить — по конкретной причине: «Был такой неприятный момент: при взрыве я инстинктивно спрятался за спину одногруппника, рядом с которым сидел. Это было на автомате, но всё еще немного стыдно за это».
Через пару месяцев после теракта Дмитрий получил положенные компенсации. Предусматривалось, что родственникам погибших выплатят около 4 миллионов рублей, а пострадавшим — в зависимости от тяжести травм — до 2,9 миллиона. От властей Петербурга и Владимирской области, администрации президента, метрополитена, Университета путей сообщения и «РЖД» Дмитрий получил чуть больше 2 миллионов. На эти деньги он купил в Петербурге квартиру-студию.
— Я хотел остаться в городе, но непонятно, как было бы с жильем. Вообще, учитывая последствия и то, что я приобрел, — это джекпот в моей жизни. Когда бы еще я смог купить жилье? Знаю, что это очень странно и неправильно звучит, но я рад, что это произошло, — Дмитрий признается, что после компенсации шутил с друзьями, что стать пострадавшим в теракте — это просто «легкий заработок».
Дмитрий долго думает, как ответить на вопрос: зашел бы он в вагон, если бы знал, что будет теракт, но он получит квартиру. «Нет, второй раз — это уже слишком. Никому не пожелаю такого. Ведь по-разному могло закончиться. Мне вообще непонятно, как у нас могут быть теракты. Мы же не в Ираке живем».
«Вытеснила свои сожаления одной мыслью: главное, жива». Что происходит с Эвелиной Антоновой, которой в соцсетях собирали деньги на пластическую операцию
3 апреля 24-летняя Эвелина Антонова, менеджер по персоналу одной из петербургских компаний, ехала на собеседование на «Фрунзенской»: хотела найти другую работу, чтобы заниматься «адаптацией персонала и развитием корпоративной культуры».
В вагоне Эвелина села и с мыслями о новой работе начала листать соцсети. На соседнем месте сидел смертник, девушка даже не запомнила лица. Потом террорист встал прямо перед ней, повернулся спиной. Произошел взрыв.
— Первые секунды мне казалось, что я провалилась в яму, всё происходило как во сне. Быстро пришло осознание, что что-то случилось, но что — разобрать не могла. О взрыве тогда не подумала. Сложно было сосредоточиться, собрать мысли в кучу. Не знаю, теряла ли сознание, но из вагона выбралась на своих двоих, правда, не без помощи, — рассказывала девушка.
Эвелина села на перрон. Мысли путались, дышала с трудом, всё лицо было в крови. Вскоре она поняла, что сильно пострадало лицо: при теракте девушка практически лишилась носа.
Седой мужчина в очках «молча помог подняться» девушке, вывел на улицу. Эвелина вспоминает, что просила связаться с родителями, чтобы сказать, что жива, но у людей вокруг не было на это времени.
Пока врачи на носилках несли ее в скорую, девушка пыталась узнать о своем состоянии. Ей повторяли, что всё хорошо и не стоит паниковать; «видимо, не хотели травмировать».
Эвелину привезли в НИИ скорой помощи имени Джанелидзе вместе с другими 17 пострадавшими. Еще 29 человек распределили между Военно-медицинской академией Кирова, 26-й городской, 122-й клинической имени Соколова, Мариинской и городской имени Раухфуса больницами. Часть пострадавших отказалась от госпитализации.
Как врачи и петербуржцы помогали жертвам теракта
paperpaper.ru
Рассказывает пассажир подорванного вагона
В НИИ выяснилось, что у Эвелины осколочные ранения черепа и мягких тканей, обожжены глаза, практически полностью оторван нос. В тот же день ей сделали операцию.
Родители нашли Эвелину только ночью: никто не знал, в какое отделение ее доставили, а после операции руки и голова девушки были забинтованы — родители узнали ее только по родинке и цвету кожи.
Уже 4 апреля родственники, друзья и однокурсники Эвелины создали во «ВКонтакте» группу «#ЭваЖиви», где собирали деньги на пластическую операцию и писали о ее состоянии: «Была сложная ночь. Операции» или «Малыш держится». В итоге удалось собрать больше 3 миллионов рублей.
Через неделю Эвелину перевели из реанимации в хирургическое отделение, где она впервые увидела свое отражение без бинтов.
— Помню, что расстроилась, — рассказывала Эвелина. — Нет, конечно, не так. Очень сильно расстроилась. Слава богу, в тот момент рядом находились близкие люди, которые стали убеждать меня, что всё поправимо, необходимо лишь время. Я и сама прекрасно это понимала, поэтому быстро вытеснила свои сожаления одной мыслью: главное, жива.
Эвелину выписали только в июле. Ей прописали домашний режим и наблюдение у челюстно-лицевых хирургов и специалистов по лечению ожогов.
Сейчас девушке сделали все основные операции — в НИИ Джанелидзе и центре медицинской косметологии имени Мечникова. Часть затрат на них покрыли компенсации от правительства города и метрополитена. Собранные в сети деньги пошли на лекарства и пластические операции, питание, перевозку и уход.
В первые дни после теракта об Эвелине выпустили сюжеты «НТВ», Первый канал, «Вести» и другие федеральные каналы. Тогда же ее историю рассказали ютьюберы — например, в сюжетах «Смертник сидел рядом с Эвой, бомба была у него под курткой» и «Жизнь после теракта»; в некоторых из них показали ее фотографии после взрыва.
Первые недели пожелания выздоровления приходили Эвелине каждый день. Только в группе «#ЭваЖиви» опубликовано более 50 писем девушке из соцсетей.
«Эвик очень благодарна каждому из вас, кто помогал. Пока что, на данный момент, она не может лично прочитать те пожелания, которые вы ей написали, так как ручки находятся в повязке из-за ожогов, но скоро, я надеюсь, она сама всё напишет лично».
Эвелина до сих пор проходит реабилитацию и наблюдается у врачей. Ей предстоит еще несколько операций по восстановлению тканей и хрящей носа и удалению рубцов.
Сейчас большая часть времени девушки уходит на поездки к врачам и получение инвалидности. В том числе и поэтому она до сих пор не вышла на работу.
— Как дальше будут обстоять дела, не знаю. К сожалению, мне сложно выдержать пятидневную рабочую неделю, поэтому задумываюсь об удаленной работе с гибким графиком. Я всегда мечтала состояться как специалист, профессионал своего дела. Без работы и реализации себя в обществе тяжело.
Справиться с пережитым ей помогли не только близкие, но и незнакомые люди, которые поддержали ее морально и материально.
— Люди присылали море цветов, книги, подарки, сувениры и украшения, сделанные своими руками. Одна девушка сшила для меня юбку. Писали люди из Германии, Австралии; люди, пережившие трагедию в Беслане, Москве. Я была тронута до глубины души, когда узнала, насколько, казалось бы, чужие люди переживают за меня.
После 3 апреля Эвелина на специальных мероприятиях регулярно встречается с другими пострадавшими в теракте, но особенно часто с тем самым седым мужчиной, который помог ей выйти из метро: 50-летний Геннадий Виноградов ехал в соседнем вагоне. Позже мужчина рассказывал, что в тот день вытащил из вагона еще одну девушку, но она погибла по пути в больницу. Он корит себя за то, что не вынес ее на руках на улицу: считает, это могло спасти девушку.
Теперь Эвелина вспоминает о теракте в основном «по необходимости», отвечая на вопросы журналистов или врачей. Мысли о взрыве посещают девушку всё реже. В соцсети девушка старается не заходить: «морально еще не готова общаться лично с людьми, которые хотят узнать» ее или о ней.
В свободное время Эвелина смотрит футбол и хоккей; спорт интересует ее с детства. Уже тогда она полюбила немецкий футбол, а одним из ее любимых игроков стал Оливер Кан — вратарь мюнхенской «Баварии» и сборной страны в 2000-е. В июле 2017 года сборная Германии решила поддержать Эвелину и передала девушке майку с автографами. А перед новым годом подарок Эвелине сделал ее любимый футболист: Оливер Кан прислал вратарский свитер с автографом, подарки и письмо.
На улицу Эвелина почти не выходит; разве что на пару часов с друзьями: долгие прогулки всё еще утомляют. Но с апреля девушка планирует вернуться в литературный клуб, в который ходила до теракта, выучить английский язык и пойти на курсы вождения. В метро Эвелина больше не спускалась.
— До сих пор не могу переступить через себя. Хотя и понимаю, что это иррационально.
