Суд на 11, 12 и 13 суток арестовал музыкантов группы «стоптайм», которая прославилась исполнением песен «иноагентов» в центре Петербурга. На одном из последних видео десятки человек на Невском проспекте подпевают «Я хочу смотреть балет, пусть танцуют лебеди». Видео разошлось в z-каналах и провластных блогах. Там призвали наказать музыкантов и слушателей протестной музыки. После этого исполнителей задержали.
«Бумага» первой обратила внимание на «стоптайм» и спросила солистку, как она оценивает риски: «Я не знаю, как ребята, но я чувствую, что должна это делать. Если я уже один раз не побоялась и сделала, я буду продолжать — конечно, не до того момента, пока заберут. Я особо не боюсь, что нас могут забрать в отдел. Максимум, что могут дать, — штраф, потому что [песни] запрещены к распространению», — ответила Наоко. Группа просила подписчиков делиться видео с выступлений в телеграм-канале, пока на исполнение «Озера» не обратили внимания пропагандисты.
Задержание музыкантов вызвало споры в соцсетях, как правильно поступать медиа и пользователям с таким контентом: можно ли им делиться, на что полагаться при принятии решения. Мы спросили об этом юристов, правозащитников и тех, кого привлекали к ответственности за акции в Петербурге с 2022 года.
Иван Павлов
адвокат
— Раньше я бы, конечно, сказал, что прохожим нельзя ничего снимать и распространять, а музыкантам нельзя играть, все должны сидеть по домам и не высовываться. Потому что полная безопасность может быть гарантирована только отказом от любого акционизма, отказом от любого протеста, это то, чего добивается власть.
Но сейчас я считаю, что каждый должен решать самостоятельно. Право не работает сейчас, понимаете? А если право не работает, надо, когда ты выбираешь сторону, оставаться на светлой стороне.
Эта ситуация совершенно не правовая. Здесь надо взывать к своей совести, к морали, к позиции гражданской.
Наверняка музыканты все прекрасно понимали. Я думаю, что это была их осознанная акция протеста. И задачей было, чтобы этот контент разошелся как можно шире. Поэтому препятствовать распространению я бы не рекомендовал. Что, я буду гасить протесты? Никогда!
Тем, кто уже подвергся преследованию, раньше огласка помогала, потому что огласка была направлена на призывы к совести. К судьям, прокурорам, следователям. И их это беспокоило. Но чем дальше, тем они стали резистентнее к этой огласке. Им говорят: «вы нарушаете права человека». Они отвечают: «да, нарушаем, мы в своем праве».
Теперь огласка работает только в том случае, когда удается представить чиновников с помощью этой же огласки в каком-то глупом свете. Потому что единственное, чего они боятся — это выглядеть глупо. В остальных случаях огласка скорее вредит: могут срок больше дать, а если человек под стражей, то ограничить, например, возможность общаться с родными.
Валерия Ветошкина
адвокат, сотрудничающий с ОВД-Инфо
— В нынешних условиях публиковать такие видео (выступлений или протестных акций — прим. «Бумаги») сразу — рискованно. Даже если человек снимает из солидарности, запись может быть использована против исполнителя или зрителей как доказательство «участия» или «дискредитации».
Если хочется поддержать и поделиться, лучше делать это осознанно. Иногда безопаснее опубликовать видео позже — когда ясно, что человек на свободе или дело уже получило огласку. Можно закрыть лица, не указывать место и дату, избегать призывов или политических хэштегов. Солидарность важна, но сейчас она требует осторожности и понимания рисков.
Что может стать поводом для дела, на практике решает не содержание, а то, как его интерпретируют. Поэтому всё, что связано с войной, политикой или правозащитой, сейчас требует особой осторожности.
На вопрос, поможет ли огласка, если арест неизбежен или уже произошел, нет однозначного ответа. В одних случаях огласка помогает защитить человека, в других — может стать поводом для дополнительного давления. Каждая ситуация требует отдельной оценки и осторожности.
Лена Патяева
активистка
— Мое личное мнение, что тот человек, который делает что-то потенциально запрещенное, если он это делает осознанно, как в случае со «стоптайм», должен сам определять, что для него приемлемо, а что нет. Люди, которые какие-нибудь граффити рисуют и не хотят чтобы кто-то их узнал, надевают балаклавы, просят друзей не сливать информацию никуда. Например недавно меня пригласили на феминистскую конференцию, и там была девушка, которая осталась анонимной участницей этой конференции. То есть она согласилась участвовать, но на анонимных условиях.
В случае с уличными артистами, они могут проговаривать, например, свою позицию [перед выступлением]. Например, «не снимайте, я выступаю в балаклаве и скоро убегу отсюда». Понятно, что тогда те, кто будут снимать и публиковать, они его сдают и сливают. А если человек наоборот говорит «снимайте меня, выкладывайте, значит он принимает эти риски. Мне кажется, вот от этого надо отталкиваться.
Саша Скочиленко
художница и бывшая политзаключенная
— Давайте не будем решать за человека, отбирая у него субъектность, нужна ли была ему огласка, как он к этому сам относится. Насколько я понимаю, она [Наоко] давала интервью и была не против публикации в СМИ.
Мне кажется, единственный человек, который может дать по этому поводу комментарий, это конкретно сама Наоко и ее гитарист, который был задержан. Я могу сказать только про себя, что я от начала и до конца выбирала огласку. Конечно, люди вокруг, как я потом узнала, когда я вышла из тюрьмы, они тоже разводили дискуссию, что меня адвокаты посадили, меня огласка посадила. В таких дискуссиях я теряю свою субъектность. Хотя с начала и до конца это было моим выбором.
Мы же альпинистам не отказываем в субъектности, они идут на верную смерть, их труп могут даже не забрать. Но очень многие их поддерживают, говорят, лучше гор могут быть только горы. А вот человеку, который не меньше, на самом деле, рискует в своей жизни, попадает в тюрьму — отказываем.
Всё, чего мне удалось добиться, мое освобождение — это следствие этой огласки. Вы понимаете, сколько людей просто тихо, тупо сажают? Вы думаете, ее бы так кто-нибудь не хотел бы посадить? Когда тебя сажают тихо, никто даже не знает, где ты, никто не может принести тебе передачку, никто не может написать тебе письмо. Это самая тяжелейшая и труднейшая ситуация.
Да, есть случаи, когда огласка, возможно, ситуации мешает. Но мне на суде дали 7 лет, при этом мы знаем случаи, в которых огласки не было, и они прошли с тем же самым результатом.
Сейчас в связи с историей с Наоко все обсуждают вопросы журналистской этики. Но это перенаправленная агрессия. На кого мы злимся? Мы на путинское государство злимся. Журналистскую этику можно в мирное время осудить, очень классно. Но сейчас это просто отнимает внимание от реальных проблем, от реальной помощи, которую людям можно оказать.
Яна Неповиннова
адвокат
— В каждом отдельном случае человек должен сам решить, публиковать ли ему видео. Если ему кажется, что артист может пострадать от опубликования, то не надо выкладывать, лучше оставить для личного использования. Правоприменение на этот счёт идёт рандомно, невозможно спрогнозировать результат опубликования. И четких критериев нет.
Если артист выступает публично, то это риски только артиста. А если вы публикуете видео, то вы создаете риск и для себя и для него.
Огласка чаще ухудшает положение заключенного, так как приговоры и решения в отношении публичных задержанных выносятся строже. Но, с другой стороны, огласка помогает поддержать заключенного и привлечь внимание к его проблемам.
Например, огласка в деле Саши Скочиленко помогла улучшить условия содержания в СИЗО, организовать безглютеновую диету и добиться помилования.
Павел Крисевич
активист и бывший политзаключенный
— Мне кажется, в случае с Наоко, огласка, наоборот, в каком-то плане помогла защитить ее от каких-то перегибов со стороны силовиков. Потому что, когда силовики понимают, что никто за ними не следит, они начинают выкидывать разные репрессивные вещи.
Волна внимания к этому процессу и к тому, что исполнялась музыка, — это хорошо, потому что показывает, что в России есть какие-то протестные настроения. Важно, что люди слышали эту запрещенную музыку, выражали какие-то свои эмоции и понимали, что они не одиноки.
Думаю, когда она выйдет, она получит даже больше внимания как исполнительница, чем сейчас. Хотя уже, когда появлялись первые видео, все признавали, что это явление. Мне кажется, выкладывать такие видео допустимо, если человек, который на этих видео, не против публикации.
Светлана Кузеванова
медиаюристка
— Вопрос о том, рассказывать или не рассказывать, что вы услышали на уличном концерте — это не вопрос права, а вопрос морального выбора. Потому что просчитать все вероятностные риски невозможно и для меня большой вопрос должен ли это делать зритель. Сам артист, выходя в публичное пространство, неся что-то массы, декларируя что-то или выступая, уже должен осознавать последствия своих действий и решений. И вряд ли тут можно перекладывать ответственность на зрителя, который, не подумав, опубликовал видео выступления в телеграме, а его подхватили, и это стало причиной преследования артиста. Мы как будто меняем местами причину и следствие.
Что еще почитать:
- Эта девушка поет на Невском Монеточку и Нойза. Это 18-летняя пианистка — читайте, как горожане и полиция реагируют на песни «иноагентов»
