На прошлой неделе проект Emigration for action открыл в Тбилиси второе направление помощи — для россиян, которые были вынуждены уехать из страны из-за объявления «частичной мобилизации». Соосновательница проекта Катерина Кильтау рассказала Paper Kartuli, почему было принято такое решение, отличается ли сентябрьская волна эмиграции из России от февральской и как живут россияне, которые приезжают в Грузию практически без денег.
— Сколько времени вы уже живете в Грузии?
— Я в Грузии с 5 марта. Уехала из соображений безопасности, как только появилась возможность. Это связано с тем, что в России в 2021 году меня признали иностранной агенткой (Катерина Кильтау работала координатором в движении «Голос» в Алтайском крае, ее внесли в реестр СМИ — «иностранных агентов» из-за денежного перевода от гражданина Таджикистана в 200 рублей и комментария для издания «Сибирь.Реалии». — прим. Paper Kartuli).
Здесь мы встретились с единомышленниками из разных гражданских проектов и поняли, что хотим преобразовать наше чувство вины в чувство ответственности. Вина деструктивна, а ответственность толкает к созидательному действию. Так возник Emigration for Action — проект помощи украинским беженцам от российской эмиграции, деятельно выступающей против войны и путинизма. Мы сконцентрировались на закупке медикаментов и помогаем как в базовых, так и в сложных случаях.
— Как возникло второе направление — помощь россиянам?
— После объявления мобилизации в связи с кризисной ситуацией, которая сложилась на границе, мы начали помогать россиянам, которые вынужденно эмигрировали. Мы решили действовать по четырем направлениям.
Во-первых, организовали гуманитарную точку на границе. Там у нас работало 15 смен из 65 волонтеров, которые совершили более 18 рейсов.
Во-вторых, мы открыли консультационный штаб на Бетлеми, 23, там люди могут получить любого рода информацию.
В-третьих, мы запустили кризисный шелтер для россиян, вынужденно эмигрировавших из-за угрозы мобилизации. Пока мощности не позволяют нам размещать всех обращающихся, поэтому в первую очередь мы заселяем людей, близких нам ценностно, — тех, кто выступает против войны.
В-четвертых, мы сделали информационные брошюры и большой гайд, где постарались покрыть все базовые вопросы, которые могут возникнуть у человека, впервые оказавшегося в Грузии.
Мне кажется, это важно с точки зрения адаптации, потому что люди, как мы поняли по рассказам тех волонтеров, которые приезжали с гуманитарной миссией на границу, дезориентированы и фрустрированы. Многие впервые оказались за границей.
— Недавно вы провели несколько мероприятий для вновь прибывших. О чем там говорили?
— Мы начинаем с исторического контекста. Рассказываем обо всём, что касается древней истории Грузии, говорим, что это очень православная страна. Затем — про войну 1992 года, про войну 2008 года. В брошюрах пишем и так всем говорим, что Россия оккупировала 20 % территории Грузии. Важно, чтобы люди были в курсе исторического контекста и отношения грузин к России в связи с этим обстоятельством.
А далее переходим к первым шагам: где взять карточку на транспорт, где обменять деньги, какие есть полезные адреса в Тбилиси, где купить страховку и как тут адаптироваться. А также объясняем вновь прибывшим, что Тбилиси не единственное место для жизни и за пределами столицы цены на аренду ниже.
— Есть ли различия февральской волны эмиграции из России и сентябрьской?
— Февраль — это больше политическая и экономическая эмиграция. Тогда приезжали активисты, оппозиционеры, айтишники. Сейчас это люди абсолютно разные. [Среди эмигрировавших] есть те, кто интересовался повесткой, но не был в нее активно погружен, есть люди, которые вообще не сильно интересовались политикой, а просто переживают за свою жизнь, не хотят умирать и убивать. Сейчас у приезжих очень разный бэкграунд в отличие от февраля, когда всё было более-менее гомогенно.
По моим наблюдениям, многие действительно рассматривают Грузию как перевалочный пункт. Некоторые планируют ехать дальше — в Турцию, в Европу, подаваться на визу в США.
— А как приезжие себя чувствуют?
— Люди в разном состоянии, истории разные. Один человек рассказывал, что у него почти нет денег, но он заядлый турист и живет сейчас в палатке в лесу возле Тбилиси. И кстати, всех призывает так делать: говорит, что это вполне себе выход из такой критической ситуации.
Что касается случаев помощи, то в первый же день в наш консультационный штаб пришел человек из Иркутска, мы постарались найти ему «вписку» на несколько дней. У него было примерно 50 лари в кармане. Мы связали его с людьми из Батуми, в итоге сейчас он поехал туда [на подработку] делать ремонт в квартире.
— То есть люди продолжают помогать друг другу?
— Да, большой разницы не вижу [с тем, что было весной]. Люди быстро кооперируются. Это очень воодушевляет. Осознание силы социальных связей, быстрой самоорганизации людей правда вселяет надежду. Кажется, что не всё еще потеряно и человечность в конечном итоге победит.
— В грузинском обществе на прошлой неделе вспоминали 1920-е годы, когда в страну сначала тоже устремились русские беженцы, а потом пришли большевики. На ваш взгляд, ситуация сейчас похожа на ту, что была 100 лет назад?
— Я бы, наверное, не проводила параллели с тем, что было 100 лет назад. Никто не знает, что сейчас у безумного диктатора в голове. Но мне кажется, во-первых, сейчас у российской власти не такое количество ресурсов, чтобы устраивать новые войны. А во-вторых, не думаю, что приезд большого количества россиян в Грузию принципиально повлияет на его позицию. Так же как это не влияет на то, что он делает в Украине. Мы же все прекрасно понимаем, что защита русскоязычного населения там — это просто предлог для реализации имперских идей.
