Один из самых узнаваемых стрит-артистов Петербурга 2024–2025 годов Maestro Jackie не афиширует свою личность и рисует по ночам с закрытым лицом. На 2 декабря в 20:00 он анонсировал открытие своей персональной выставки прямо на фасадной сетке дома № 18 по Апраксину переулку. Она должна продлиться «до полной утраты объектов».
«Бумага» рассказывает, как появился Maestro Jackie, кто его вдохновил, почему его волнуют темы утраты исторического наследия и памяти о репрессированных и как он оценивает риски несогласованной работы на улицах.
О себе и роли стрит-арта во времена цензуры
— Расскажи пожалуйста о себе: сколько тебе лет, чем ты занимаешься кроме стрит-арта, как зарабатываешь?
— Мне за 35. Я офисный сотрудник, работал в том числе на предприятиях с государственным участием. У меня строительное образование — архитектор и реставратор.
— Ты из Петербурга?
— Из Ленинградской области, но с 2006 года живу в Петербурге.
— Ты оберегаешь свою анонимность? Какие реальные риски видишь?
— Это, скорее, дань традиции и правила уличного этикета. В век систем «Безопасный город» все понимают, что при желании установить личность можно достаточно быстро.
— Чувствуешь ли ты себя кем-то вроде партизана или человека против системы?
— Да по настроению. У меня нет определенного вектора делать какие-то протестные вещи или делать только паблик-арт, только котиков рисовать. Сегодня одна идея возникнет, завтра другая, послезавтра — третья. А связаны они в первую очередь с моими внутренними размышлениями. Периодически они могут быть связаны с новостными событиями, но тут я стараюсь не перегибать, потому что кататься на повесточке, скажем так, это не мое. Когда это очень сильно меня беспокоит, то я рефлексирую на эту тему и реагирую, а так, если меня напрямую какие-то вещи не затрагивают, я стараюсь на этом очки не набирать. Это не моя тактика. Я сторонник того, что идеи для творчества должны приходить не из новостей, а из подсознания.
— То есть ты не трогаешь повестку не потому, что она может привлечь к тебе больше нежелательного внимания?
— Немного того и немного этого. В целом я понимаю, что есть такие вещи, которые если планируешь оставаться жить и работать в Петербурге, то лучше не трогать.
Художники делятся на два типа. Некоторые могут отнести себя к мученикам, то есть если ты пишешь какие-то провокационные надписи, то будь готов, что в пять утра к тебе постучат в дверь, тебя объявят политзаключенным и ты будешь медийным мучеником.
А если ты не готов отстаивать такую радикальную точку зрения, то начинаешь работать с эзоповым языком. В чём плюс работы гибкого ума над неповоротливой системой — в том, что гибкий ум способен ее опередить и интеллектуально переиграть. А если ты просто провокатор — тогда и, получается, такой человек, который готов страдать. Каждый художник определяет для себя: отсидеть или создавать какие-то новые композиционные или графические приемы и формировать новый язык, например со средой. У меня второй путь. Я себя не мыслю каким-то мучеником или борцом с системой, я себя мыслю более тонким деятелем, которому уместнее заморочиться со скрытыми смыслами, с тайнописью или созданием антивандальных методов, чем платить огромные штрафы за вандализм, на карандаш попадать.
О своих работах
— С какого времени ты активно рисуешь на улице в Петербурге?
— С 2020 года. Я ровно в ковид начал этим заниматься. После того как познакомился с творчеством Павла Пухова (Паша 183 — известный уличный художник 2000-х, работавший в Москве и Петербурге в основном на остросоциальные темы — прим. «Бумаги»). Я изучил всю информацию про его творчество, которая есть в открытом доступе. Очень вдохновился и понял, что мне это очень близко, — и почему я не могу делать что-то похожее, что не в галерее будет выставляться, а делать от души и работать с пространством, с окружением? Андеграунд — это высшая форма проявления искусства. Я не сторонник коммерческих вещей в силу своих внутренних убеждений. Есть современное искусство хорошее, действительно достойное внимания, а есть очень много того, что представляет собой мыльный пузырь.
— Сколько работ за это время ты сделал?
— У меня был достаточно длинный перерыв, почти три года я не рисовал. За прошлый год я сделал где-то 25 работ, а в этом году, я думаю, гораздо больше. В какое-то время это было как хобби, сейчас — это нечто большее.
— Чем был вызван долгий перерыв?
— Перерыв был связан с тем, что у меня отец умер от ковида. Потом через маленький промежуток времени у меня родился сын. Немножко было не до этого.
— Что означает твой никнейм «Маэстро Джеки» и «Маэстро 0»?
— Маэстро — это прозвище героя Быкова из фильма «В бой идут одни старики», один из моих любимых фильмов про Великую Отечественную войну. Прадед у меня был летчиком истребителя. Мне показалось уместным взять такой ник из фильма. Персонаж из фильма про светлое, доброе, вечное, который говорит, что всё временно, а музыка вечна. Это один из главных посылов, что несет фильм, и он мне очень близок эмоционально. А Джеки — это так отец в детстве называл. Хештег «Маэстро_0» — это потому что идет человек по улице и видит хештег «маэстро», и сразу такие мысли, что «ничего себе, маэстро!» Так называют людей неподражаемых, непревзойденных в какой-то области. И его уравновешивает 0. Маэстро, который 0, чтобы не сильно пафосно было.
— Что ты хочешь сказать своими работами, есть ли у тебя общий посыл, который должен считываться?
— Посыл у каждой работы свой. В последнее время больше работ делаю на временных строительных заграждениях. Мне очень понравилось работать на фасадной сетке. С одной стороны, это привлекает внимание, что здание стоит обтянутое сеткой, и не факт, что о нем в ближайшее время вспомнят. Один посыл такой. А второй посыл — графический, текстовый, информационный. И когда эти посылы сочетаются — это допустимое поле в рамках современного административного и уголовного законодательства. Памятники я, естественно, не трогаю, свежеотреставрированные дома и поверхности тоже. А если стена уже запачкана, кто-то накалякал, начирикал, какие-то глупости написал, то почему бы сверху не сделать что-то красивое?
— Как зарождаются идеи работ? У тебя они часто привязаны к месту. Сперва рождается идея или появляется место?
— В большей степени от места. Иду по улице и вижу интересную локацию: с примечательными малыми архитектурными формами или с какими-то дефектами в стене. И сразу появляется идея, что бы туда поставить. Есть часть работ, когда сперва придумываешь образ, картинку, а потом для него ищешь место расположения. Но таких идей без привязки к месту гораздо меньше, чем идей и образов, возникающих из контекста.
— Одна из твоих первых работ — арт «Современным героям» на Малой Садовой — попала в Музей политической истории. Они вышли на тебя и договорились, что возьмут твою работу к себе?
— Я об этом вообще из новостей узнал, когда спонтанную стену памяти на Малой Садовой демонтировали и переносили на новое место. А потом я с ними связывался и получил подтверждение, что действительно есть такая фигура, за ней закреплен архивный номер, она числится в запасниках и в ближайшей перспективе, возможно, будет оцифрована и доступна в коллекции онлайн.
— В этом году ты сделал работу «Нейролизатор» (нейрализатор — прибор, стирающий память, из фильма «Люди в черном» — прим. «Бумаги») под поврежденными табличками «Последнего адреса». Эта тема тебя цепляет?
— Да, цепляет. У меня репрессированный прадед. Дедушка в семь лет уехал в спецприемник НКВД и всё детство провел в детдоме. Прадеда расстреляли, но позже реабилитировали, поэтому эта история для меня очень личная. Когда проект «Последний адрес» только начинался, одна из табличек была посвящена моему прадеду. А дедушка тогда еще был жив и приезжал на открытие. Это было очень значимое для семьи событие, которое немножко было осквернено, и меня это, естественно, задело (в мае 2025 года неизвестные испортили картонные копии табличек на углу Садовой и Невского — прим. «Бумаги»).
Я прочитал в СМИ о судьбе человека, который добровольно восстанавливал таблички и потом вынужден был эмигрировать (это герой «Бумаги» Евгений Жумабеков — прим. редакции), поэтому я решил подойти к этому вопросу очень аккуратно с точки зрения законодательства. И установил фигуру из фанеры, которая не повреждает фасадный слой, не портит и не затрагивает культурное наследие и является временным объектом. Я не люблю прямые провокации — это для меня слишком примитивно. Надо уважать общественное пространство — город.
— Еще одна из твоих работ о долгой реставрации зданий культурного наследия — «Прокрастинация». Почему именно прокрастинация для тебя отражает эту тему?
— У меня есть ряд объектов, в которых я прорабатываю свои негативные паттерны, от которых хотелось бы избавиться, и прокрастинация — один из них. Пагубная привычка, которая просто крадет время. На выходе с Финляндского вокзала в наше время пассажиры видят уставший обтянутый фасадной сеткой памятник регионального значения, который простирается на несколько десятков метров. И ничего с ним последние годы не происходит. Это удачная локация для визуального совмещения с такой пагубной привычкой, как прокрастинация.
Был у меня еще объект, который назывался «Отдых на кубе». Я на площади Мужества устанавливал на кубе из фанеры фигуру, которая лежит и залипает в планшет. И «Отдых на кубе» — тоже игра слов, что это не страна, а бетон. И отдых заключается в том, что это та же самая прокрастинация.
В этом году я начал цикл «Вредные привычки». Начал с электрического щита на Садовой улице. Я его разрисовал под пачку сигарет, на которой написано «Апатия убивает».
О реакции и сообществе стрит-артистов
— Ты в основном рисуешь ночью. Почему?
— Потому что меньше народа, меньше транспорта и меньше привлечения внимания. У меня в основном несогласованные объекты. Я их согласовываю только с собой, со своим чувством совести и понятием о прекрасном.
— Как прохожие относятся к тому, что ты рисуешь?
— В основном одобрительно, но когда последний объект делал на Апраксином, 18, из окна какой-то дядечка прокричал возмущенно и нецензурно относительно того, что я делаю. Это, честно говоря, первый случай на моей памяти, когда было негативное отношение случайных зрителей. Остальные реакции либо положительные, либо просто люди делают вид, что не замечают, и проходят мимо. Либо кто-то останавливается посмотреть, задает вопрос «а что рисуешь?», говорят «классно получается».
— Задерживали ли тебя полицейские за твое творчество?
— Меня пока бог миловал, и я стараюсь не попадаться, но если какие-то прецеденты будут происходить, то буду пытаться на месте проговорить нюансы. Я человек неагрессивный, матом стараюсь не ругаться. У меня всегда теплится надежда, что это будет в худшем случае разъяснительная беседа.
— Не обидно, что некоторые работы живут от нескольких минут до нескольких часов?
— XXI век все-таки. Как один мой товарищ говорит, что мы живем в эпоху пост стрит-арта. Когда работа попадает в интернет и уже там оставляет цифровой след. Если объект живет пять лет на месте, но он нигде не отсвечивает и не фиксируется даже в личных каналах автора, то можно сказать, что он не существует. А если работа продержалась час и попала в новости, то из новостей работу не сотрешь. Так с «Прокрастинацией» было: она даже до обеда не дожила, а в новостях она очень быстро залетела. Для меня это было неожиданностью. Не думал, что у этой работы будет такая широкая огласка. Мои прогнозы о том, какие объекты более достойны общественного внимания и освещения, не всегда совпадают с тем, что реально происходит. Но я учитываю обратную связь.
— Общаешься ли ты с другими стрит-артистами в городе и в России? Становится ли их больше? Есть ли у вас сообщество, или каждый сам по себе?
— Существует какое-то давно сформировавшееся комьюнити. Есть ребята, которые много лет на слуху, есть те, кто за годы своего творчества стали медийными личностями и перешли в институциональную среду, участвуют в коммерческих проектах, в большом количестве громких выставок, но меня туда не приглашают, да и я сам туда не напрашиваюсь. Чем громче твое имя, тем больше твоя ответственность. Начнешь задумываться о том, стоит ли вообще на фасадной сетке идти рисовать, когда ты обременен какими-то обязательствами с галереями. Есть, конечно, чистый андеграунд, есть отмороженные вандалы, я себя ни к одной из этих групп не причисляю. Я на своем корабле дрейфую.
Разбираемся, что на самом деле происходит
Оформите платеж в пользу редакции «Бумаги»
Что еще почитать:
- 10 лет назад умер уличный художник Паша 183. Вот его работы из Петербурга.
- На панельках в Елизаветино — пиксельные портреты Кобейна, Горшка, Хоя и других легенд. Это работы Андрея Гвоздя — бывшего трубочиста Эрмитажа (и панка).
