«Проректор говорил: на фронте нет ничего страшного». Как студент-медик, отчисленный за митинг и потерявший отсрочку, восстановился на учебе

— Как ты узнал, что университет собирается тебя отчислить?

— На второй день после моего освобождения из спецприемника старшая диспетчерка деканата по шестому курсу сказала мне, что меня ждет на разговор проректор по учебной части Василий Орел.

К проректору я пришел вместе с двумя студентками, которых тоже перед этим задержали на митинге и вызвали на беседу. Там нас ждала комиссия, по результатам которой нас всех отчислили. По закону они должны были оповестить меня в письменном виде о предстоящей комиссии и дать возможность написать объяснительную, но ничего из этого ими сделано не было. После того как я обратил внимание на эти нарушения, председательствующие начали хихикать и с иронией спросили, не собираюсь ли я потом написать на них жалобу в ЕСПЧ.

Как оказалось, на имя ректора университета поступила бумажка от заместителя начальника полиции (ГУ МВД России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области — прим. «Бумаги») Дмитрия Баранова со списком студентов, задержанных на митинге. Там было написано, что ректору нужно провести разъяснительные беседы с этими студентами и доложить о результатах в Центр «Э» (фото документа есть у «Бумаги»). Я абсолютно случайно увидел этот документ, когда заходил в учебный отдел за своим приказом об отчислении.

— Как проходило заседание комиссии? Как университет аргументировал твое отчисление?

— На комиссии сидело человек 12–15 из администрации университета. Сначала меня попросили рассказать, что происходило в день моего задержания на митинге. Моя защитная позиция, которую я отстаивал в суде, заключалась в том, что в момент задержания я шел не на акцию протеста, а за подарками на Восьмое марта для подруги. Мне было выгодно придерживаться этой позиции и на комиссии. Я всячески акцентировал, что не заинтересован в политике, что не знал точного времени и даты проведения и так далее.

Со мной говорили с позиции мудрых людей, а меня считали маленьким глупеньким мальчиком. Меня часто перебивали и даже не пытались понять. Один из заседающих сказал: «Вы плевали на тех солдат, которые сейчас проливают кровь, на могилы тех, кто погиб в 1941–1945 годах. Вы готовы под левую лопатку сзади нож засадить нашему солдату».

Далее мне напомнили о том, что я не проживал на тот момент в общежитии уже около полугода. Один из заседающих спросил меня, поставил ли я в известность декана, с кем и где я проживаю. Это, как они посчитали, нарушение миграционного законодательства и внутреннего распорядка, хотя никакого уведомления об этом нарушении до момента комиссии не было. В итоге комиссия использовала мое отсутствие в общежитии как отягчающее обстоятельство для отчисления.

В конце заседания проректор Орел сказал мне: «Я налогоплательщик, и мне очень жаль, что я и мои дети потратили на вас деньги, а вы взяли и плюнули на всех нас. В это сложное время для нашей страны вы не послушали своих учителей и не включили свою голову. Вам не место в нашем вузе». После этого члены комиссии единогласно решили меня отчислить.

В выписке из протокола заседания они всё здорово переврали. Например, на вопрос «Знали ли вы о том, что вам было не рекомендовано находиться в районе проведения несанкционированных митингов?» написан мой ответ «Да, знал, это мое дело, и решение я принимаю сам». Конечно, я не говорил ничего подобного. У меня есть диктофонная запись, которая подтверждает, что протокол расходится с реальностью.

— Ты расстроился?

— Главная проблема была связана с военкоматом: отсрочка у меня исчезла сразу же после отчисления. Я сильно испугался, что мною может заинтересоваться военкомат, поэтому решил обратиться в организации, которые оказывают юридическую помощь призывникам. Мне пришлось потратить крупную сумму и кучу времени на походы в больницу и военкомат [чтобы доказать наличие заболеваний, не позволяющих служить в армии].

— Как ты пришел к идее оспорить отчисление в суде?

— Я подумал, что надо сделать что-то, чтобы меня восстановили, но не через год, а прямо сейчас. Через полчаса после решения комиссии я обратился к бесплатному адвокату из «Сетевых свобод», но его долго искали из-за большого количества отчисленных студентов.

Спустя время я очень удивился, когда узнал, что восстановили почти всех, кроме меня. Двух девочек, которые ждали со мной комиссии, восстановили почти сразу. До этого восстановили еще одну студентку. Не восстановили только одного парня с прошлой волны отчисления. Предположительно, со мной случилось так потому, что мне одному из всех студентов дали административный арест, а другие отделались обычными штрафами. Из-за этого на комиссии меня даже несколько раз спросили, не подрался ли я с полицией или не сломал ли что-нибудь.

— Пытался ли ты восстановиться путем переговоров в университете?

— Два раза после комиссии я ходил к проректору. Сначала с дядей — на самом деле это был мой знакомый, — а потом с родителями, чтобы, так сказать, исповедоваться. Я подумал, что можно воспользоваться нечестными приемами. Я объяснял проректору, что мне оставалось учиться всего пару месяцев и у меня нет отсрочки от армии. Ему было всё равно, он говорил, что на фронте нет ничего страшного и что я буду таскать наших раненых ребят. Потом он начал объяснять нам, что если бы Россия не напала на Украину, то на нас бы напали.

— Как отреагировал на ситуацию студенческий совет, другие студенты и преподаватели?

— Я, если честно, даже не знаю, был ли на комиссии председатель студенческого совета или кто-то, кто должен был помогать мне. Когда председатель вынес предложение о моем отчислении, все дружно подняли руки и никто не сказал ничего против. Мои бывшие одногруппники были в шоке от того, что меня отчислили за три месяца до конца [обучения]. По их рассказам я знаю, что некоторые преподаватели, когда узнавали мою историю, явно сочувствовали и считали это несправедливым.

— К чему тебя готовил адвокат перед подачей иска? Как ты оценивал свои шансы?

— Адвокатка меня сразу готовила к тому, что может быть три сценария. Первый — у нас сразу же всё получается и меня восстанавливают. Второй — суд отказывает в удовлетворении иска и мы проходим все инстанции, которые только можно пройти. Третий сценарий — у нас ничего не получается и меня не восстанавливают.

Адвокатка говорила, что у нас нет даже 50 % уверенности в успехе, потому что дело завязано на политической теме. Лично я был настроен максимально пессимистично и до сих пор думаю, что если бы не грамотная работа адвокатки и огромная доля удачи, то ничего бы не вышло.

— Несмотря на потенциально небольшие шансы выиграть в суде, ты решил подать иск. Почему?

— Тяжело ответить на этот вопрос. Честно, у меня он вызывает только раздражение. А почему, собственно, я должен был восстанавливаться на платное обучение? Почему я должен проявлять христианские добродетели, когда меня сперва неделю держали в спецприемнике в Лодейном Поле, а потом ткнули мое лицо в дерьмо своих взглядов и лизоблюдства? Почему я должен тратить деньги на юристов для сопровождения в военкомате, если я их прилежно откладывал на другое?

Кроме того, были люди и организации, готовые помочь, вот я и обратился за помощью. Либо я сижу, ничего не делаю и теряю право на образование, либо делаю хоть что-то, почти не надеясь на успех.

— Пытался ли университет с тобой связаться во время суда и после него?

— Нет, со мной никто не пытался связаться ни до, ни после, ни во время суда.Мою победу в суде университет принял пассивно, ничего об этом не сказали. Я просто подал заявление о восстановлении, и мне его одобрили. После этого я написал в деканат и пошел учиться.

— Что говорила представительница университета в суде? Какую позицию она отстаивала?

— Если честно, мы не поняли, кто был человек, который отстаивал позицию университета. По словам адвокатки, представительница от университета не была знакома ни с процессом, ни с тем, что и когда ей нужно говорить. На суде она просто начала нести ахинею про этику и обвинять меня в нарушении морали. На вопрос судьи, почему восстановили всех, кроме меня, она ответила, что я — шестой курс, лицо университета — должен подавать пример младшим, и многое было в таком же духе.

В остальном позиция университета полностью основывается на уставе и правилах внутреннего распорядка. По их мнению, я нарушил этический кодекс тем, что участвовал в несанкционированном митинге. Также я не проживал в общежитии, но был там прописан. Адвокат обращала внимание на то, что университет сам бездействовал и не выселил меня из общежития по уставу, суд с этим согласился.

Университет пытался также подловить меня на том, что я сознательно нарушил антиковидные ограничения, когда вышел на митинг. Я узнал это от коллег. Дело в том, что я работал на тот момент в университетской больнице медбратом и во время суда в мое отделение приходил кто-то из администрации. Женщина пыталась найти мою подпись в журнале о профилактике передачи ковида для доказательства, что я осознанно нарушил антиковидные правила. Документ она найти так и не смогла.

— Какую позицию отстаивали вы с адвокаткой? Как вам удалось выиграть процесс?

— Адвокатка стояла на том, что сама процедура отчисления была неправильной. В уставе университета написано, что перед отчислением должно быть дисциплинарное замечание, потом выговор. Поскольку до комиссии у меня не было ни замечаний, ни выговоров, отчислять меня они не имели права и нарушили этим свой устав, что признал суд. Суд согласился и с тем, что университет нарушил устав, когда не запросил у меня объяснительную записку до комиссии по отчислению.

Мы также стояли на том, что университет не может контролировать жизнь учащихся вне учебного процесса: я могу гулять где хочу, выходить куда хочу — и так далее. Мы стояли на том, что они нарушили мое конституционное право на образование.

Адвокатка сразу сказала мне, что многое зависит от судьи. В ее практике уже был похожий случай восстановления отчисленного студента через суд, который прошел неудачно в отличие от моего дела.

Суд также обязал университет заплатить мне 30 тысяч рублей моральной компенсации.

Когда мы выиграли, у меня было странное чувство. Конечно, я был рад. Люди, которые меня отчислили, были несправедливы, а теперь им нужно восстановить меня обратно в универ. Все молчат, но все всё понимают. В каком-то смысле победа удовлетворила ту злость, которая у меня возникла из-за несправедливого решения комиссии.

Фото: СПбГПМУ / VK