Некоторым мужчинам, задержанным на акциях памяти Алексея Навального вскоре после смерти политика, после ареста вручили повестки в военкомат. Как выяснила «Бумага», вручение в отдельных случаях сопровождалось угрозами насилия и отправки на фронт. При этом как минимум в одном военкомате повестку назвали недействительной «пугалкой»: там стояла дата, в которую военкомат не работал, и не был указан кабинет.
«Бумага» поговорила с двумя петербуржцами, которые получили повестки: об угрозах силовиков сломать пальцы молотком и отправить «мочить укропов».
Имена героев изменены для их безопасности
Дмитрий
— Мне почти 30 лет. У меня была собственная подкастерская в Петербурге, которую я не так давно построил. Люблю звук, музыку и монтировать подкастики.
Я пришел на Воскресенскую набережную 17 февраля, на следующий день [после смерти Алексея Навального], возложил цветы. Отошел к Шпалерной улице, когда за нами побежали «космонавты» и взяли всех пришедших в кольцо. Со мной бежала девушка — я пропустил ее вперед и побежал через проезжую часть, чтобы отвлечь на себя внимание [силовиков].
Когда меня поймали, то мне заломили руки и очень больно протащили по асфальту, расцарапав локти и коленки. Меня завели к подъехавший автозак и ударили 12 раз руками по голове. Не скажу, что они были сверхжестокие, но в ушах звенело несколько дней. Еще били по мелочи по корпусу и по голени.
Девушку тоже поймали. Она снимала видео моего задержания, ее заставили удалить его. Нас весело катали на автобусах с 16:30, к отделению мы приехали только к часу ночи. Нас привезли в отделение и замучили: мы пробыли там до 7 утра, где спали на полу в камере. Оттуда нас сразу же повезли в суд, в котором мы были до 22 часов. Суд прошел быстро, но мы долго ждали из-за большого количества [административных] дел.
Мне назначили трое суток ареста в ИВС Московского [района]. Потом нас снова увезли в отдел, где мы до 4 утра просто находились в помещении для сборов. Нас пожалели, можно сказать, потому что мы были не в маленьких камерах. Только после этого нас повезли в изоляторы.
Мы были ужасно уставшие. Нам провели стандартную процедуру досмотра вещей с ругательствами. Все время называли нас «навальнятами» и придурками, но это было не самое страшное. Сотрудники ИВС заставили нас поприседать голыми, чтобы никто ничего не протащил в нежнейших местах. Нас завели в камеру в 10 квадратных метров с унитазом внутри. Там пахло углем и сыростью. Было ужасно: это подвальное помещение с маленьким окошком на волю, из которого нельзя увидеть солнечный свет. Мы пропустили несколько приемов пищи, нам не передавали передачки и лекарства. У меня был сокамерник, у которого очень сильно болела голова из-за зажима сосудов. Только через 12 часов запросов лекарств мы смогли добиться, чтобы ему дали одну таблетку. К тому моменту мы знали, что эти лекарства ему принесли в передачке.
Примерно за два или три часа до нашего освобождения из ИВС нас заставили выйти из камеры и завели в какую-то комнату, где сидели двое мужчин в гражданском. Я не знаю кто это, ими могли быть и сотрудники военкомата, и сотрудники центра «Э». Непонятно, откуда они получили повестки, они не представились.
Нам дежурная женщина сказала: «Ну что, мальчики? Пойдете воевать за нас? А за меня пойдете воевать? Я же такая хорошая и замечательная». На это ты даешь утвердительный ответ, потому что ты бесправное существо. Один из мужчин посадил нас и показал корешки повесток. Он сказал, что если мы не подпишем [извещения об их получении], то они сломают нам пальцы. После этих слов он положил рядом молоток и немного ударил по железному столу. Я хотел тогда пошутить: «Как я у вас автомат буду держать, если у меня пальцы сломаны».
Мы подписали повестки. Когда вернулись в камеру, были подавлены, смотрели в пол с печальными глазами и не знали, что с этим делать. После выхода из ИВС я сразу связался с «ОВД-Инфо» и получил от них список правозащитных организаций, которые связаны с военнообязанными. Первой из них была «Идите лесом». Я сразу же написал туда сообщение и рассказал о своей ситуации.
Я пытался узнать свой правовой статус во время разговора с правозащитниками, но был сильно напуган. Моя повестка была из будущего, датирована 27 февраля, но всё равно имела полную юридическую силу. На ней были нужные печати и подписи.
В принципе я понимал, что можно повременить с отъездом из России из-за врученной повестки: появились сообщения, что кто-то из нас сходил в военкомат, но в тот день не было приема граждан. Решил не рисковать. Посмотрел на все [происходящее], сделал [нотариальную] доверенность, доделал свои дела и уехал из страны.
Я довольно пацифистски настроен, выступаю против любой жестокости. Я бы ни в какой военкомат не пошел, конечно, но мне лучше побыть в безопасном месте, пока я не узнаю свой правовой статус.
Продолжаю держать руку на пульсе. Я безумно люблю свою страну и менталитет людей, которые там живут. К сожалению, я пока не планирую возвращаться, но, конечно, хочу приехать обратно в ближайшем будущем. У меня там семья, бизнес и возможности. Как только я пойму, что смогу вернуться, то сразу это сделаю.
Антон
— Я переехал в Петербург в 18 лет. Сейчас мне 22 года , я занимаюсь художественной татуировкой.
Я хотел поднести цветы к памятнику жертвам политический репрессий на Воскресенской набережной 17 февраля. Задержали нас жестко: меня и девушку просто повалил на асфальт сотрудник Росгвардии, не представившись и не объяснив причины. Потом нас доставили в автобус, где были остальные задержанные. Многие из них находились там более трех часов.
Через час обещаний и скором отбытии нас начали развозить по отделениям. Я и еще девять человек по остаточному принципу попали в отделение полиции Московского районе в районе 21 часа. Все, что я хочу сказать о пребывании там, это благодарность волонтерам, которые организовали нам передачку и адвоката.
В отделении мы пробыли до 11 часов утра следующего дня, и нас отвезли в суд. Там с задержанными из другого отдела полиции нас по очереди вызывали к судье. Сперва не хотели пускать адвокатов, которые с самого нашего прибытия находились у дверей суда. Это обосновывали тем, что сегодня выходной и формально суд не работает. После отказа задержанных выступать в суде без защитника адвокатов всё же пустили. Практически всем нам дали один−три дня ареста. Мне дали трое суток.
Нас отвезли в ИВС в Московском районе, где я должен был находиться еще два дня. В конце второго дня нас вывели из камеры отвели в дознавательную. Там сидели двое в штатском. Не представившись, они просто сунули повестки «для уточнения данных» и сказали расписаться в них. Про отправку на фронт прямым текстом не говорили, но шутили, что будем вместе «мочить укропов» и что-то там про поляков. Мне лично выламыванием пальцев не угрожали, но так говорили другие задержанные, не доверять которым у меня оснований нет.
Повестку дали на то число, когда у военкомата был не приемный день. К тому же в ней не был указан кабинет, в который нужно явиться. Как выяснилось позже, нам выдали «пугалки», а не настоящие повестки.
На срочной службе я не был. Сейчас занимаюсь тем, чтобы легально не попасть на нее. К войне, как наверное уже понятно, я отношусь негативно. По определенным причинам я не могу покинуть территорию России.
Что еще почитать:
- «Я думала, что протест слышно только в центре, но это ложное убеждение». Мы поговорили с авторами мемориалов Навальному в подъездах и во дворе.
- «Хочу дожить до того, как этот морок закончится». История блокадницы Людмилы Васильевой — в 82 года она протестует против войны и репрессий.
Фото на обложке: Динар Идрисов
